В общем, ничего особо страшного для человека, у которого целы руки-ноги, а возраст далек от пенсионного. В иные дни приходилось трудненько, но они выпадали не так уж часто – в основном проходили по равнинным местам. Вовсе уж легким занятием оказалась процедура под названием ВП – четыре человека без всяких катушек тянут по профилю стометровый провод, останавливаясь на каждом пикете. В сто раз легче, а оплачивается точно так же. Довелось изведать и некое сочетание под названием ВЭЗ-ВП – выполняется, как обычные ВЭЗы, но провод отматывается на гораздо меньшее расстояние, в земле выкапываются ямки и туда, налив сначала воды, суют другие электроды, очень похожие на игрушечные пластмассовые грибы, и батареи в этом случае применяются другие – не Пашин рюкзак, а те самые деревянные ящички, занимающие чуть ли не половину «уазика».
Так что никак нельзя сказать, чтобы Вадим изнемогал под гнетом непосильного труда, – отнюдь. Разве что пахать приходилось от рассвета до заката. Смешно, но он пару раз ловил себя на шокирующей мысли, что о т д ы х а е т. Работа была нетяжелая и несложная, кормежка – неплохая, весь день на свежем таежном воздухе, в местах, не знающих промышленных выбросов. Именно здесь он впервые попробовал н а с т о я щ е е молоко, из коровы, – еще теплое, вызывавшее неописуемые ощущения, ничуть не похожее на городское молоко. Первый раз его едва не стошнило, но потом привык, а уж когда попробовал настоящую сметану, не имевшую ничего общего ни с городской, ни с той, что подавали в пятизвездочных отелях Западной Европы… В ней, без преувеличений, стояла ложка. Вадим даже стал замечать за собой, что самую малость раздобрел и уж определенно окреп – стрессов в окружающей действительности попросту не имелось. Сам он ни за что не согласился бы променять свою жизнь на этакое вот бытие, но теперь прекрасно понимал сослуживцев и уже не удивлялся, что «зашанхаенный» некогда Иисус четвертый год добровольно тянет лямку. Для людей определенного склада здесь был рай земной – кормит начальство, думает за тебя начальство, нет ни бюрократов в галстучках, ни милиции, ни признаков какой бы то ни было власти, ни светофоров, ни многолюдства. Другая планета, право слово…
С Никой, само собой разумеется, все пошло наперекосяк. Вернее, не шло никак. Словно они были совершенно чужими, незнакомыми людьми. Вадим ее видел только за завтраком и за ужином, в крохотной летней кухоньке – держалась блудная супруга крайне естественно и непринужденно, нисколечко не выделяя среди других мужа-рогоносца, будто никогда прежде не знала и впервые встретилась с ним в этой деревушке. Ни капельки виноватости или раскаяния во взоре, хоть бы бровью повела… Паша успел ее немного приодеть, раздобыл где-то новенькие джинсы, косметику – правда, на людях никаких нежностей сладкая парочка себе не позволяла, но весь отряд, естественно, знал, как обстоят дела. Вот единственное, что здесь портило Вадиму жизнь, хотя никто и не пробовал как бы то ни было его подначивать. Больше всего его бесила не очередная измена, совершенная с поразительной по сравнению с прошлыми временами легкостью, а именно эта непринужденность происходящего. Какие уж тут постельные права – человек посторонний, впервые угодивший в отряд, мог так и остаться в неведении относительно истинного положения дел. Что до Паши Соколова, он за эти дни так и не предпринял ни единой попытки как-то объясниться с Вадимом – тоже держался с бесившей естественностью. Се ля ви, и все тут…
Конечно, он считал дни. И, уже разобравшись в деталях, видел, как растет число пройденных профилей, знал, что вскоре окажется на свободе, в Шантарске. Понемногу начинал ломать голову: что о нем там думают, считают ли мертвым, если история каким-то образом всплыла? Вот будет номер, если той белобрысой дуре удалось спастись. Фирма, конечно, не развалится за считанные дни и даже не особенно заботит, но, чего доброго, запишут сгоряча в покойники…
Зато с д р у г о й стороны неприятностей не ожидалось. Первые дня три он боялся, что, вернувшись вечером в деревню, увидит там милицейскую машину и местных пинкертонов – но время шло, а пинкертоны так и не появились. Чрезвычайно похоже, никто его с Никой не искал ни в связи с первым убийством, ни со вторым. Проскользнули незамеченными для ока карающих органов. Вадим успокоился и отмяк душой настолько, что временами начинал всерьез прикидывать, какую бы неприятность, и покрупнее, устроить в Шантарске Паше после возвращения. С его нехилыми возможностями можно позволить себе многое, волосатый амбал, возникни такое желание, долго будет ползать на коленях, проклиная тот день и час… Быть может, и не устраивать ничего из того, что шеф службы безопасности деликатно именует «твердыми акциями»? Попросту пригласить волосатика в гости, к себе в офис, привезти его туда на «мерседесе», усадить у себя в кабинете в кресло за две тысячи баксов, налить коньячку из той бутылки, что стоит две Пашиных месячных зарплаты (Вадим уже знал, какие слезки получает инженер-геофизик, раза в четыре меньше собственных работяг, сидящих на сдельщине), непринужденно угостить дорогущей сигаретой, а потом, когда окончательно дойдет, пустить дым в потолок, отработанным, снисходительным тоном небрежно бросить:
– Ты понимаешь, даме просто захотелось развлечься, слышал, наверное, о такой вещи, как пресыщение благами? Это быстро проходит, Пашенька, так что упаси тебя боже брать что-то в волосатую голову…
Пожалуй, так даже лучше, чем примитивно посылать ребят, чтобы в темном переулке оттоптали пальцы и отбили почки. Решительно, так лучше – не трогая и кончиком мизинца, наглядно изобразить всю бездонность пропасти, разделяющей преуспевающего бизнесмена и нищего инженеришку. Неизмеримо эффектнее… и эффективнее, черт побери! Вот при э т о м варианте зарвавшийся плебей получит на полную катушку, не стоит опускаться до уровня деревенских дебилов, месящих друг друга кулаками из-за девки возле полурассыпавшегося сельского клуба…
Он даже повеселел – и припустил быстрее, провод ускользал теперь гораздо проворнее, Иисусу осталось намотать метров сто. Интересно, а Ника понимает, что ее романтическому приключению очень скоро придет конец? Никак нельзя подозревать, что одурела настолько, чтобы связать свою судьбу с этим… Вот уж кто в жизни не станет устраивать рай в шалаше…
Смешно, но он до сих пор так и не мог понять, чего хочет от будущего – разводиться с Никой или не стоит? Вообще-то, другая может оказаться стервой еще почище, а Нику после всех приключений будет гораздо легче взять в ежовые рукавицы, почаще напоминать обо всех ее выбрыках и мягко намекать, что не просто разведется, а еще и постарается, чтобы причина развода стала известна в определенных кругах всем и каждому. Тогда искать вторую столь же блестящую партию в Шантарске ей будет трудненько. Предположим, в том, что с ней творилось в концлагере, не виновата ничуть – эти скоты брали силком, только и всего. Но вот Эмиль с Пашей… В конце-то концов, Пашка ее ничуть не принуждал, ручаться можно. Сама быстренько возжелала оказаться в роли фаворитки при здешнем корольке…
Вадим взглянул на небо – погода определенно портилась, из-за леса наползали темно-серые тучи. Время обеденное, но, не исключено, придется возвращаться в деревню – электроразведка в дождь работу бросает, для подобных измерений нет врага хуже дождя. Смешно, но возможному отдыху ничуть не рад – ведь еще на несколько дней отодвинется столь желанное возвращение в Шантарск…
Он перевалил через гребень пологого склона. Внизу, у пикета, уже стоял неожиданно рано появившийся «уазик», и людей было что-то больно много – ага, Вася привез бакуринскую бригаду… И на приборе сидит как раз Бакурин, а Паша маячит метрах в ста правее, возле высокой треноги с каким-то маленьким, вовсе несоразмерным с треногой приборчиком…
Там уже разложили еду, Славик с Мухомором сноровисто вспарывали своими финками консервные банки. В темпе сделав последние замеры – даже Вадиму уже ясно, спустя рукава – Бакурин облегченно вздохнул, выключил прибор и присоседился к импровизированному столу. Вадим последовал за ним. Наступило самое блаженное время – валяешься себе, жуешь ломоть хлеба с тушенкой, вокруг тишина, безлюдье, романтические пейзажи… Мухомор сложил небольшой костерчик и принялся обжаривать пару ломтей хлеба, насадив их на электрод. Кто-то вслух пожалел, что недостает «Стервецкой» – очень уж хорошо сидят…